Ей приснилась любовь - Страница 19

– Я не знаю. Но я не хочу причинять вам боль.

Девушка закрыла глаза.

– Вы не поняли еще, что мы оба все равно испытаем боль, что бы мы ни сделали?

Бертон продолжал смотреть в потолок. У него не было ответа. Звуки тихого и ровного дыхания Мари наполнили комнату гораздо раньше, чем он смог наконец закрыть глаза.

Следующим вечером Бенни стоял, сложив руки на груди, в проеме кухонной двери и наблюдал за тем, как Мари, ползая на четвереньках, отскабливала черно-белый кафель.

– Пол не обязательно должен быть настолько чистым, чтобы с него можно было есть. А что, разве швабру изобрели после того, как ты попала в госпиталь, малышка?

Девушка остановилась и краем футболки вытерла со лба пот.

– Такой способ полезнее для всех. Твой пол становится чище, а мои руки сильнее….

– А я могу наблюдать, как твой маленький привлекательный задик снует туда-сюда.

– Сомнительное удовольствие. – Мари присела на пятки.

– Ну, весь дом сверкает. – Диген протянул ей руку, помогая подняться. – Если ты считала, что должна отплатить мне за гостеприимство, то была не права.

– Я все равно всегда буду тебе признательна. – Девушка встала и пожала ему руку.

– Ну, раз уж ты все равно столь признательна мне, я тут добыл кое-что для тебя. – Бен вышел из комнаты и вернулся с сумкой. – Хотя ты очень мила в моей жуткой футболке, но спать в ней – мало радости. Это тебе.

В сумке оказалась бледно-розовая хлопчатобумажная ночная рубашка. Она была длинной, почти до пят, и без каких-либо соблазнительных вырезов, но Мари она казалась воплощением ее мечты. Она обвила руками шею Бенни и чмокнула его в щеку.

– Ты такой милый. Спасибо, Бен.

– Там еще кое-что из нижнего белья и блузка с парой шорт, которые, похоже, должны подойти тебе.

– Я просто счастлива!

Стоя на кухне и глядя на то, как Мари прикладывает ночную рубашку к стройному телу, Диген снова, в который уже раз, пожалел, что не он первый узнал ее.

– Настоящая демонстрация мод? – Джизус стоял, прислонясь к дверному косяку, и наблюдал за ними.

Мари обернулась и одарила его улыбкой феи.

– Бенни купил мне кое-что из одежды.

Диген следил за выражением лица Бертона. Оно не изменилось. Джизус не собирался показывать девушке, что именно он переживает. Вздохнув, Бен пожал Мари руку.

– Пользуйся, малышка. – Кивнув Джису, он отправился по своим делам.

– Бен – это что-то особенное, не так ли? – Мари с улыбкой смотрела на Джизуса, удивляясь про себя его суровому виду.

– Мари, Бенни – это запретная зона.

Она не была уверена, правильно ли расслышала его фразу.

– Прошу прощения?

Прошу прощения? Перед ним была опять выпускница престижного университета. Бертон закрыл глаза. Он чувствовал, как холод заполняет его изнутри. Впервые он ощутил этот ледяной комок, когда увидел Мари, обнимавшую Бенни, потом – когда она прикладывала ночную рубашку к своему соблазнительному телу, приглашая того полюбоваться ею. Нет, неправда. Это длилось уже на протяжении последних трех дней. И повторялось каждый раз, когда Мари смотрела на Дигена, или касалась его, или поддразнивала. Каждый раз, когда она оказывалась наедине с ним в комнате. Джизус тряхнул головой и открыл глаза.

– Я сказал, что Диген – это запретная зона.

Она все еще не понимала.

– Что значит запретная зона? Какая зона? Он живет здесь,… ест свою…… – Внезапно она поняла. Ее глаза расширились, наполнились болью, она была потрясена до глубины женского естества. – А… ясно. – Она не в силах была двинуться с места, не в силах отвести взора. Она продолжала беспомощно смотреть на человека, который мог думать о ней таким образом. Человека, которому она так доверяла.

Бертон увидел боль в ее глазах. Он хотел бы вернуть свои слова обратно, но они уже стояли между ними стеной. Холодные жестокие звуки, разрушившие теплоту их отношений, привязанность, которая существовала между ними.

– Извини, – сказал он, делая шаг в ее сторону.

Мари отступила назад, бессознательно выставив вперед руки со скомканной ночной рубашкой. Она отступила еще на шаг, чувствуя, что почти теряет сознание.

– Я иду спать.

– Мари.

– Спокойной ночи.

Она сделала шаг в сторону, осторожно обошла Бертона и скрылась за дверью. Пройдя в ванную, Мари плотно закрыла за собой дверь и включила душ. Только гораздо позже, уже в постели, демонстративно одетая в розовую ночную рубашку, она дала волю сердитым, горьким слезам.

Джизус сидел в гостиной, пристально глядя в окно на уличный фонарь. Никогда раньше он не испытывал такого чувства стыда. Он был очень хорошим психологом, чтобы притворяться, что не понимает тех чувств, которые заставили его нанести ей такое оскорбление. Он ревновал. Он безумно, слепо ревновал, хотя Бенни можно доверять полностью. Сцена на кухне была совершенно невинной. То, как он на это отреагировал, стало откровением для него самого. Джизус не испытывал этого жгучего чувства с той поры, как обнаружил однажды, что жена постоянно ему изменяет. Но даже тогда не было этого пронизывающего ощущения, что его предали, ощущения, которое вынудило нанести такой жестокий удар слабой молодой женщине, пытающейся сейчас заснуть в соседней комнате.

О боже, разве можно забыть выражение глаз, когда она поняла наконец смысл его слов. Невозможно изобразить такую боль искусственно. Она была неподдельной. И он причина.

Бертон поднялся и стал шагать по комнате из угла в угол.

– Джис?

Он остановился и обернулся. На пороге стояла Мари.

– Джис, я не заслужила вашего оскорбления.

Она вошла в освещенную приглушенным светом гостиную. Закутанная от шеи до пят в розовый хлопок, она представлялась ему символом чистоты и женственности. Свет мягко обрисовывал контуры фигуры, и Мари выглядела удивительно слабой и беззащитной. И все же в ней чувствовалось внутреннее достоинство, которого не смогли сломить даже его жестокие слова.